В проекте «Собери лучшую русскую команду в истории НХЛ» самым популярным игроком оказался Павел Буре. Хоккеист, который в своей карьере ничего не выиграл, кроме снайперских наград и чемпионата мира в 19 лет. Но Буре стал чем-то большим, чем просто звезда, и чем-то более значимым, чем легенда.
Буре – олицетворение русского хоккея
Если попытаться представить хоккейную страну одним игроком, то очень легко увидеть Канаду как умнейшего и обязательно двустороннего центра, Чехию – непробиваемого вратаря, Швецию – диспетчера-интеллигента, Финляндию – цепкого и кусачего оборонительного форварда, а Америку – командного бойца независимо от амплуа.
Россия же была, есть и будет крайком-технарем. Это пошло еще с самых первых бобровских лет и продолжалось во времена Александрова, Фирсова, Харламова, Якушева, Макарова, а сегодня – Овечкина и Кучерова.
Девяностые в этом смысле были эпохой Павла Буре. У него были все лучшие качества русского элитного вингера – легкое катание, золотые руки, блестящая техника, феноменальная обводка. И еще он добавил к этому фантастическую для той эпохи скорость, благодаря которой за океаном он стал Русской ракетой. Такие прозвища редко бывают по-настоящему удачными, но это стало стопроцентным попаданием в образ. Невероятно быстрый и ловкий парень с открытым лицом и светлой улыбкой стал для Канады хоккейным Гагариным.
Россия в это время переживала сумбурные перемены, крушение идеалов и всеобщий развал, затронувший в том числе и хоккей – недавнюю гордость страны. И тут начинает феерить в НХЛ Буре – молодой, красивый (причем очень по-русски), успешный и с не совсем типичной, зато исторической фамилией. Такой «новый русский» в хорошем смысле, благодаря которому хотелось верить, что и в изменившемся мире мы многого можем достичь.
Буре – трагический талант
«Героя делают подвиги» – это обычная жизненная формула. Но так уж повелось, что если есть еще и определенный трагический ореол, то ему гарантировано особое место даже среди самых-самых. И неважно, идет ли речь о войне, искусстве, науке или спорте.
Валерий Харламов был великим игроком, но после гибели вознесся на высоту, недосягаемую в нашем хоккее ни для кого. Марио Лемье мог побить рекорды Гретцки, но не сумел этого сделать из-за многочисленных травм и борьбы с раком – и все равно в историю канадского хоккея они вошли вместе, как первые среди лучших.
Вот и карьера Павла получилась невозможно яркой и одновременно трагической. К счастью, не в самом страшном смысле.
Буре вместе с Федоровым и Могильным должен был повести к победам обновленную сборную СССР, но сначала сбежали в НХЛ его товарищи, а затем рассыпалась и вся страна. Сам Буре уехал только осенью 1991 года и не дебютировал в НХЛ, пока вместе с «Ванкувером» не договорился с еще советской федерацией о компенсации. Но даже пропущенный месяц не помешал ему опередить Лидстрема с Амонти и стать вторым нашим обладателем приза лучшему новичку.
В 1994 году Буре тащил «Кэнакс» к Кубку Стэнли вопреки всему. В финале, который в России уже можно было увидеть по ТВ, за него болела вся страна – при том, что в «Рейнджерс» наших было четверо. Он сделал для победы все, но проиграл.
Буре забивал по 50-60 голов за сезон и выигрывал снайперские гонки, но с командами ему фатально не везло. После того финала с «Кэнакс» казалось, что все еще впереди, но нет. За девять следующих сезонов он сыграл всего лишь в трех сериях плей-офф.
Буре закончил играть немыслимо рано – в 32 года. Некоторые звезды проводят всю карьеру без серьезных травм – у него их хватило бы на двоих. Роковыми для Павла стали повреждения коленей. Из-за них он вынужден был почти полностью пропустить два сезона и в итоге досрочно завершить карьеру. У Федорова с Могильным все сложилось удачнее и стабильнее: первый доиграл в НХЛ до 40 лет, второй – до 36, оба набрали больше 1000 очков и выигрывали Кубок Стэнли.
Но символично, что именно Буре стал первым из наших игроков, чей номер был выведен из обращения в клубе НХЛ.
И в список 100 лучших игроков в истории лиги его, ничего не выигравшего, включили (Могильного – нет), и в Зал славы приняли первым из бывшей тройки. Да, Федоров мог бы оказаться там одновременно с ним, если б не задержался еще на три сезона в КХЛ, но ведь и Буре могли выбрать позже – некоторые игроки (например, Сергей Макаров), ждут десятилетиями. Уровень почестей наивысший, и это как раз благодаря таланту невиданной мощи и драматическому обаянию Павла.
А ведь была и еще одна трагедия. Возможно, самая главная и определяющая наше трепетное отношение к нему.
Буре – вожак «команды братьев»
В историю нашего хоккея вошло и второе меткое прозвище, непосредственно связанное с Буре. С его подачи нашу сборную, выступавшую на Олимпиаде-1998 в Нагано, стали называть «командой братьев». Правда, придумал это не Павел, но началось все с его ответа на вопрос об игре за одну команду вместе с младшим братом Валерием. Он сказал: «В этой команде у меня не один, а двадцать два брата». Эти слова не были дешевым пафосом – ту Олимпиаду все выступавшие на ней наши игроки до сих пор вспоминают с теплотой.
Буре был капитаном команды и делал то, чего от него и ждали – забивал. Вершиной стал незабываемый полуфинальный матч с Финляндией, в котором Павел летал на космических скоростях и положил пять голов. Это был не просто суперматч, а настоящий былинный подвиг русского богатыря. Даже у самых ярких звезд на таком уровне подобное случается очень редко.
Увы, за ярким триумфом последовало обидное поражение в финале от Чехии с самым досадным счетом 0:1. «Команда братьев» проиграла, но подарила России надежду, заставила вспомнить о том, что хоккей – это не только склоки и обиды, в которых к тому моменту он благополучно погряз. Та сборная стала лучшей олимпийской командой в истории современной России. Она была светлым идеалом рыцарской дружбы в мрачном средневековье тогдашней хоккейной действительности. Павел Буре был ее первым рыцарем.
И любить его мы будем всегда.
Юрзинов Владимир Владимирович
Ответ: Это моя жизнь.
