Вспоминая этого легендарного форварда, мы решили привести цитаты из рассказа о нём Анатолия Тарасова.
«Анатолия Фирсова не могу представить себе без улыбки – ясной, открытой, но с этаким прищуром. Она, эта фирсовская улыбка, как бы заражала хорошим настроением окружающих. Правда, не всех – соперникам Анатолия она, наоборот, настроение портила. Мало того что этот выдающийся форвард обыгрывал их, так он ещё и улыбался. А когда соперник злился и, дабы сдержать напористые атаки Фирсова, фолил, Анатолий мог – всё с той же улыбкой – похлопать его по плечу: пойди, мол, отдохни… И так „отдыхать“ приходилось многим, включая лучших игроков зарубежных сборных.
Индивидуальная неповторимость в исполнении каскадов финтов, приёмов обводки, скрытых передач и, конечно же, бросков, как коронных, отрепетированных, так и продиктованных игровой ситуацией, но завершавшихся почти неизменно голами, – всё это выделяло Анатолия Фирсова. Даже в относительно небольшой группе выдающихся форвардов отечественного и зарубежного хоккея.
Анатолий в совершенстве владел всеми средствами атаки. Причём в ходе контакта с соперником непременно финтил, а когда тот „попадался на удочку“ следовал скоростной взрыв – и ищи-свищи ветра, то бишь Фирсова в поле.
А знаменитый фирсовский бросок – удар! Он никогда, в отличие от многих хоккеистов, не пользовался им слепо. Всё – и вратаря на выкате, и расположение партнёров и соперников – видел и учитывал Анатолий. И в зависимости от ситуации мог сделать паузу перед броском, мог выложить шайбу на клюшку партнёру, и только итог был одинаковым – гол.
С трибуны игра Фирсова казалась настолько простой в своём совершенстве, что однажды Анатолия спросили: „Сложно ли так играть?“. А он в присущем ему стиле ответил: „Просто. Очень просто. Сложно другое – тренироваться, чтобы так играть…“.
В тренировках Фирсов, совершенствуя приёмы старые, находя новые, буквально спрессовывал время. И многих, особенно молодых партнёров, он заражал своей азартностью. Впрочем, „азартность“ – не совсем то слово, когда речь идёт о Фирсове. Точнее звучит: тренировался и играл он неистово.
Подчас мы, тренеры, пытались сдерживать на тренировках неуёмного Анатолия, однако бесполезны были эти наши попытки. Более того, он сам накручивал сложность в предложенных нами упражнениях. Ведение шайбы усложнял прыжками, этакими танцевальными па. При обводке успевал ещё и кульбиты делать. Словом, так красиво усложнял себе жизнь, что другие армейцы, которых всегда было трудно удивить сложностью тренировочных занятий, на Анатолия просто засматривались.
Когда Фирсов пришёл к нам в ЦСКА, он был отнюдь не атлетом – из-под тонкого слоя мышц кое-где даже кости выпирали. Но тренировки, в которые он поверил сразу и безоговорочно, быстро дали зримые плоды: окрепла мускулатура, вырос вес, усилилась мощь бросков. Правда, внешне богатырём Анатолий так и не стал, но из соперников лишь единицы выигрывали, да и то изредка, единоборства у него. И дело не только в том, что Фирсов развил до высочайшей степени силу, быстроту и ловкость – он ещё и подаренную ему природой смекалку довёл до совершенства. Достаточно вспомнить знаменитый приём „конек – клюшка“, который правильнее было бы называть, как в гимнастике, по имени автора – Анатолия Фирсова.
И ещё об одной черте Фирсова-спортсмена необходимо сказать. Бывает, добившись признания, игрок начинает позволять себе вольности. К Анатолию же я за 12 лет совместной работы даже и придраться не мог – ни в связи с опозданиями, ни тем более с нарушением режима.
20-летнему Анатолию мы доверили в ЦСКА место в тройке с опытными Валентином Сенюшкиным и Леонидом Волковым. А через несколько тренировок я с удивлением увидел, что новичок, с первых же дней отличавшийся неуёмным старанием, начал тянуть партнёров за собой: отставать им, бывалым, было просто неудобно. Позже, когда мы поставили вместе с Анатолием 17-летних Владимира Викулова и Виктора Полупанова, он так умело действовал на них, что юные сумели, выдержав конкуренцию, стать ведущим звеном сначала в таком клубе, как ЦСКА, а затем и в сборной.
10 лет отменно выступал Анатолий на левом краю атаки, но когда мы предложили ему попробовать себя в новой – новой вообще для хоккея – роли хавбека, он согласился сразу же, без колебаний. Согласился, хотя было ясно, что ему придётся в корне перестраиваться, заниматься в основном организацией атак, созданием условий для передних форвардов Владимира Викулова и Валерия Харламова. Эту принципиально новую в практике мирового хоккея роль Анатолий Фирсов вновь сыграл отлично, а его звено в 1972 году не уступило никому даже и одного микроматча. Не припомню, чтобы кто-либо ещё за 10-12 лет выступлений в большом хоккее смог бы проявить себя столь многопланово.
С фирсовской улыбки начал я рассказ об Анатолии, улыбкой хочу и закончить. Правда, поначалу в том событии, о котором хочу вспомнить, было не до улыбок. Решающий матч чемпионата мира в Вене с канадцами складывался трудно, и при счёте 1:1 наши форварды ничего не могли поделать с вратарём Сетом Мартином. В одном из эпизодов Фирсов заигрался и, понурив голову, подъехал к борту, готовясь выслушивать внушения за недисциплинированность. Около него оказалась шайба, и Анатолий, не глядя, отбросил её верхом. Отбросил – и попал в объятия товарищей: защитник Боунес, пытаясь задержать шайбу, сделал это так неудачно, что она, скользнув по спине опытнейшего Мартина, оказалась в воротах.
Мы победили, стали чемпионами мира, и на пресс-конференции Фирсову, естественно, был задан вопрос: как ему удалось с 35 метров забросить шайбу опытнейшему вратарю канадцев. Анатолий, не моргнув глазом, ответил: „Увидел, что Мартин расслабился, что открыт верхний угол – вот и послал туда шайбу“. Сказал и улыбнулся с этаким прищуром – мол, почему бы не пошутить, отвечая на такой несерьёзный вопрос? Взглянул я на журналистов, вижу – поверили, строчат в блокнотах. И решил тогда красивую легенду не разрушать. А теперь она, пожалуй, и ни к чему – ведь Анатолий Фирсов своей игрой немало настоящих легенд создал…»
Юрзинов Владимир Владимирович
Ответ: Это моя жизнь.
